Завтра была война. А сегодня - обычная скотобойня.

   Завтра в моей стране будет большой праздник. Завтра в Кремле пройдёт церемония инаугурации нового Президента Российской Федерации, и Владимир Путин де юре вновь вступит в должность главы государства. Посетят это торжество и именитые гости - бывшие канцлеры, премьер-министры, губернаторы из иностранных держав. Ударить лицом перед целым миром, конечно же, нельзя. Поэтому уже несколько дней по всей России усилены патрули на жд вокзалах - вы, наверное, читали, как блокировали вокзал, например, в Уфе, как в других городах из ближних к Москве регионов снимали с поездов десятки людей, направлявшихся в сторону столицы. Полицейские на входе в вокзалы спрашивали проходящих, с какой целью они направляются в стольный град. Тех, кому до 30, или тех, кто выглядел подозрительно, отправляли домой.
 
   В самой престольной всё было иначе. Приехавшие из Петербурга на заказных автобусах жители северной Пальмиры удивлялись, почему дороги так пусты. Пробок не было. Тем счастливчикам, кому таки удалось добраться до столицы, Москва распахивала свои объятия. К обеду даже хмурые тучи, застилавшие небо, разбежались, оголив небосклон и тёплое, почти жгучее майское солнце. Вот только никто этого не заметил. Москва, словно до предела сжатый нерв, распрямилась звонкой струной вдоль Якиманки и Болотной. И звенела металлическим звоном, пульсировала словно переменным током, раздирая в кровь пальцы невидимого гитариста, игравшего, не останавливаясь шесть часов кряду. Москва трубила в гонги и била в барабаны. Москва задыхалась в слезоточивом газе и огне фаеров. Москва исходила краплаком. Москва-река вышла из берегов и стала морем, на волнах которого сверкали мириады бликов. Солнце исполняло какую-то удивительную фугу на касках ОМОНа, специальных подразделений полиции, спецназа, внутренних войск. Иногда ему не очень удавались ноты, и каски летели в Москву-реку, вслед за ними - бронежилеты. Но чаще всё было наоборот: сверкали шлемы, сверкали щиты, сверкали дубинки, сверкали бронированные автобусы и вездеходы, сотни металлических молоточков рубили в кровь людское море, размеренно опускаясь на головы беззащитных людей.

   Нет, конечно же, люди были вооружены тоже. Одетые по-летнему, в футболки и брюки, сжимающие в руках пластиковые древка знамён, пустые бутылки из-под минералки, эти неистовые маргиналы, наверняка, виделись невидимому Композитору армией жестоких варваров, необразованных дикарей, покусившихся на святая святых цивилизации. Возможно, так оно и было. Тогда, конечно же, представляется оправданной кровавая бойня посреди столицы Великой Державы. Где десятки тысяч мужчин и женщин были взяты в кольцо тысяч бойцов спецподразделений, одетых по последнему слову боевой моды. Бойцы не справлялись с дикими варварами, каждые полчаса приезжали новые роты боевых подразделений ОМОНа, новые силы внутренних войск и полиции, полицейские вертолёты штаба военных действий трижды сменили друг друга на боевом посту над Болотной площадью, пока, наконец, рубеж не был взят.

   Дикие варвары - те, которым дали возможность уйти целыми и невредимыми, - кусали губы, едва сдерживая слёзы. Это были пенсионеры, молодые парочки, иногда из полицейского оцепления удавалось выйти родителям с совсем маленькими детьми на плечах. Они выходили оттуда спустя два часа (!) после начала яростных боев! Я не представляю что было бы с этими хладнокровными воинами, если бы их дети пострадали в этом аду. 18-летние мальчишки, не в силах противостоять закованным в латы полицейским, надрывающимся голосом кричали в их сторону: "Мы не уйдём!".

   И уходили.

   Потому что это не было обычной показухой, пафосным разгоном возбуждённых демонстрантов. Потому что это была силовая зачистка, военное подавление мятежа. Потому что - была война. Тысячи профессиональных бойцов различных подразделений, вооруженные всеми спецсредствами и закованные в броню. Против тысяч, десятков тысяч... людей. НЕ МАРГИНАЛОВ. НЕ РАДИКАЛОВ. НЕ ТЕРРОРИСТОВ. НЕ ДЕВИАНТОВ. ЛЮДЕЙ!

   Эти люди уходили домой не так, как уходили с митингов протеста всю зиму и весну. Тогда митингующие улыбались друг другу, дарили полицейским белые ленточки, кричали: "Мы придём ещё!". Сегодня эти люди не могли смотреть в глаза друг другу. Они глядели себе под ноги. Ещё несколько минут после того, как их вытесняли с очередного рубежа, они кричали какие-то политические лозунги, но уже отойдя метров на 100 от поля боя, угасали. Они шли, погружённые в себя. Униженные. И оскорблённые. Надломленные. Я видел ужас в глазах стариков, которые смогли уйти из зоны боёв первыми. Их глаза были пустыми. Они не могли плакать или кричать, они тихо отвечали на вопросы окружающих, рассказывали о том, как на их глазах спецназ уродовал людей, и медленно уходили домой.

   ...Когда всё только начиналось, мы прошли в сторону "головы" колонны "марша миллиона", которая уже полностью заполнила Болотную площадь. Однако когда подошли к Лужкову мосту, увидели ещё одни металлорамки (чтобы пройти на шествие, надо было пересечь рамки у метро Октябрьская) и усиленный наряд ОМОНа. С обеих сторон рамок столпилось по несколько тысяч людей, чего-то требующих от полицейских. Не успели мы опомниться, как в трёх метрах от нас завязался бой. За несколько секунд толпа смяла кордон и разбила добрую половину ограждений. Десятки журналистов щёлкали затворами своих камер, в свете их вспышек кровь на мощных черепах боевой дружины Удальцова выглядела ещё ярче.  Полиция вынуждена была экстренно убрать оцепление с Болотной и Лужкова моста.

   Как выяснилось немного позже, полиция запускала людей на Болотную для того, чтобы разделить толпу надвое. На мосту тогда бы осталась наиболее радикальная часть политической оппозиции - тысяч 10-15 анархистов, социалистов и коммунистов. Тогда как остальные - либералы, гражданские активисты, представители общественных организаций и просто народ оказались бы оторванными от "головы" шествия в двух карманах по обеим берегам Москвы-реки. Однако организаторы митинга вовремя осознали стратегию властей, и повернули колонны назад. Именно в этот момент мы и подошли к первой линии обороны - здесь и завязался первый, пусть и самый быстрый бой. А мощные ребята с окровавленными кулаками и черепами, прорвавшими оцепление, оказались охранники и единомышленники Удальцова. Впрочем, их было всего человек 30, не более. За ними шла многотысячная толпа мирного населения. И именно она приняла первый удар на себя, когда Удальцова и его сподвижников полицейские пропустили к "голове" шествия, а народу вновь преградили дорогу. Здесь драки продолжались минут 20 - в основном, это были мужчины и женщины лет 50-60, впервые столкнувшиеся с такой агрессией спецслужб, а потому с праведным гневоми пеленой на глазах прорывавшиеся туда, в месиво...

   А месиво действительно было месивом. Там, на мосту, остались стоять молодые активисты анархистских и социалистских движений. Их было, может быть, тысяча или две. Но за ними была толпа - 30, может, 40 тысяч обычных людей. А перед ними - несколько тысяч бойцов ОМОНа. К тому моменту, как Удальцов смог прорваться в их сторону, а у нас на Лужкове мосту завязалась массовая потасовка с полицией, там спецназ пошёл в бой.

   Я никогда не видел ничего подобного. Да, когда разгонялись митинги радикалов в Москве, полиция устрашающе вводила бронетехнику, раскидывала маргиналов по автозакам, бряцала дубинками по щитам, и на этом всё. Но здесь было всё иначе. Десятки тысяч людей были замкнуты СО ВСЕХ СТОРОН элитными боевыми отрядами. Добрые полторы-две сотни омоновцев входили клином в толпу и месили дубинками головы ВСЕХ, кто попадался под руку. Мне вспомнилось лермонтовское "рука бойцов колоть устала", и я содрогнулся от мысли о том, что новое, московское "бородино" проходило между полицией и мирными жителями, а не между двумя заклятыми врагами. Дубинки опускались на головы людей так размеренно и так мощно, что у нас, оставшихся на Лужкове мосту, в 500 метрах от поля боя, сводило скулы. В полицию полетели древки флагов - пластиковые полые трубки, - и пустые пластиковые бутылки. Если это был равный бой, если это было ОПРАВДАННОЕ насилие, если это было СПРАВЕДЛИВЫЕ МЕРЫ...

   Именно из этой бучи через два часа выходили молодые семьи с детьми, пенсионеры, прежде улыбчивые мужчины и женщины, размахивавшие воздушными шариками и флажками! Шарики давно уже парили в небе. А ОМОН всё теснил людей к реке. Я видел, как напротив меня, на том берегу людям удалось отделить десятка два спецназовцев и вытеснить к перилам. Полицейские прижали к ним какую-то женщину, и едва не выбросили её в воду. Тогда стоявшие рядом журналисты налетели на полицейских и начали отбивать женщину кулаками. Один из бойцов ОМОНа включил непонятно откуда взявшуюся камеру и стал снимать всех вокруг. Журналистов было больше, они победили. Они могли скинуть этих ребят в реку в ответ, но вывели их к оцеплению и отпустили.

   К этому времени тактика быстрых вклиниваний в толпу огромными силами и увода оттуда избитых людей в автозаки стала давать свои плоды. Не знаю сколько, но не менее 500 людей было вытащено таким образом из толпы. Либералы и гражданские протестующие были вытеснены с моста и с Болотной площади. Тем не менее, ещё не менее 8-10 тысяч простых граждан и нескольких тысяч представителей несистемной оппозиции оставались в кольце ОМОНа. ОМОН с периодом в минут 5 ритмично входил в гущу толпы, избивал людей и уводил в автозаки тех, кто попался под руку. Каждые минут 10 со стороны Кремля пребывали всё новые и новые спецподразделения. Касок стало едва ли не столько же, сколько людей...

   Около двух часов кряду на мосту держался огромный плакат с надписью "ПЕТЕРБУРГ ПРОТИВ ПУТИНА". 300 жителей северной столицы приехали на этот митинг, чтобы проскандировать: "Питер с Москвой!". Там были подростки, женщины разных возрастов, мужчины... Однако к 7 часам вечера и этот рубеж был взят ОМОНом. Тем не менее на другом берегу, отрезанные от месива полицейскими кордонами, стояли люди, держа в руках плакаты: "КОСТРОМА против ПУТИНА", "ВОРОНЕЖ против ПУТИНА". Молодые парни и девушки, семейные пары, пенсионеры, родители с детьми, все они стояли несколько часов, никто не расходился. Все кричали хором: "Позор!!". И ещё громче: ""ФАШИСТЫ!!!. Никто не верил в то, что видит это своими глазами.

   Тем временем ОМОН избивал людей на Болотной. И снова и снова уносил побеждённых и поверженных в автозаки. Сейчас полиция говорит, что задержано 250 человек. Уверен, что в разы больше. Три часа продолжалась эта бойня. Не менее 20 раз полиция входила клином толпу и уводила людей. Никак не 250 человек. Я не знаю, может быть, там могли быть и летальные исходы. Народ не понимал, за что его бьют. А потом бился вкровь, бился насмерть. Когда очередная каска или бронежилет ОМОНа летел в реку, оба берега заходились в боевом кличе. Впрочем, то был не боевой клич - а стон отчаяния.

   В начале девятого полиция решила действовать "умно". К тому времени скопились уже огромные силы спецназа, они начали загонять людей по квадратам. Со всех сторон люди оказывали запертыми между ОМОНом и рекой. Бежать некуда. Затем эти квадраты начинали подавляться, а когда сломленное сопротивление погасало, людей по-квадратно выводили с площади и отпускали "с миром". Тех, кто попадался под горячую руку, кидали в автозак и увозили.

   К концу девятого часа остался незачищенным лишь пятачок, где стояли телевизионные бригады, несколько сотен ошеломлённых граждан и оставшиеся целыми некоторые радикалы. Кстати, там же пару часов назад толпа заблокировала машину НТВшников. Я почти молился за то, чтобы журналисты, находившиеся тогда внутри "газели", остались невредимыми. Машину раскачали, закидали бутылками, но дальше дело не пошло - радикалов там не было, да и смысла крушить технику люди не видели. Спустя полчаса НТВшникам удалось с позором уехать с места действий.

   ...Я уходил с места боя в последних рядах, когда на очищенную от людей Болотную съехалась бронетехника, когда все мосты были взяты полицией, когда со всех сторон пошли, а то и побежали наряды ОМОНа, и оставалось только одно - уходить в сторону Третьяковки. Там было сотни две человек. Две сотни из 60 или 70 тысяч людей, собравшихся пятью часами ранее... Эти люди шли молча, не глядя друг другу в глаза. Они расходились по домам, спускаясь в метро. Где так же стояли бойцы ОМОНа в полном обмундировании - как знак великой победы Великой Державы. ... не знаю, над чем. Честно, не знаю.

   А сейчас в Москве сверкают яркие молнии и идёт очень сильный ливень. Я таких в Москве не видел. Словно сама Москва плачет. Я не знаю, что должен чувствовать человек, который увиделвсё это своими глазами. Есть такое кино - "Кровавое воскресенье", про Ирландию. Там мирный протест был разогнан пулями. После этого в Ирландии 25 лет шла война - война власти противсвоего народа. Она закончилась не так давно... Но пули, возможно, даже милосерднее по сравнению с безликой мясорубкой посреди белокаменной Москвы, в самом её сердце. Её сердце разбито. И оно плачет этим дождём. Не иначе.

   (с) Кинес  Кизиитов